Ползком за выдрой в Красном бору

Всего несколькими днями ранее стояли такие морозы, что все открытые участки воды стали стягиваться льдом, причем так быстро, что по вчерашнему ручейку сегодня уже можно было пройти.

Когда осталось последнее зеркало водной глади на участке реки Свольны между озерами Лисно и Бузянка, сюда слетелись все птицы, чья жизнь связана с водой, – утки и лебеди. На относительно небольшом отрезке реки сконцентрировалось несколько сотен пернатых, среди которых были лебеди-шипуны и кликуны, большие крохали, гоголи и кряквы. В прибрежных тростниках трещали оставшиеся зимовать крапивники, а из опустевших деревенских садов прилетали сделать глоток черные дрозды, рябинники и даже скворец! Привлеченный обилием «дичи», на своих широких крыльях периодически наведывается орлан-белохвост. Маршрут белохвоста пролегает через озера, где в выходные собираются сотни рыбаков, сверлящих пружинистый лед и оставляющих около лунок мелкоразмерную рыбу и мусор.

Поскольку я занимался изучением зимующей группировки крупных пернатых хищников, то с заурядной периодичностью мне приходится проходить вдоль всех этих мест. Наметанный взгляд улавливает любые, даже самые малозаметные движения: вдоль тростников промелькнул темный удлиненный силуэт, у которого словно шею удалили, и голова сразу переходит в туловище.  Животное прямо с кромки льда занырнуло в воду. Этого зверя перепутать с кем-нибудь сложно – все выдает выдру. Показав несколько раз из воды голову, зверек исчез за поворотом реки.

На следующий день я обходил Бузянку со стороны деревни Изубрица, где лесная безымянная речка, меандрируя по черноольшанику, впадает в озеро. Течение конкурирует с морозом за водоток и в некоторых местах выигрывает, вырываясь проталинами с неровными краями либо обозначая себя желтым, слегка просевшим снегом. Прямо за подкормочной площадкой для оленей, где сосновая искусственная посадка с обрыва смотрит на речку, доносился резкий, довольно громкий повторяющийся свист.

Я знаю голоса большинства местных птиц, но здесь должен признаться, что меня застали врасплох. Привлекаемые постоянным наличием зерна, вокруг кормушек постоянно снуют разные врановые, которые, как известно, первоклассные имитаторы. Чтобы выяснить, кому принадлежит данный вокал, я направился прямо к источнику звука. Если это птица, то она должна сидеть где-то на низко свисающих ветках ольхи, ведь более мест-то и нет – круто обрывающийся берег, «изъеденный» бобрами, и слой слабо держащего льда.

Захрустел малинник, и две черные фигуры волнообразно пробороздили снежный пятнадцатисантиметровый покров. Они еще не видели меня, так как бежали как раз в обратную сторону – к полыньям, но, выйдя на лед, обнаружили себя. Я не успел и рта раскрыть, не то чтобы достать фотоаппарат, как обе фигуры двинулись назад, прямо на меня, но, не добежав трех метров, исчезли, будто закопавшись в снег.

Ну и фокусы! Второй день подряд я набредаю на выдр, и на этот раз попал на сцену брачных игр. Именно сейчас у этих зверей гон – вот откуда свист! А исчезли выдры, юркнув в бобриную нору. Я изучил берег и нашел еще несколько отверстий: по всей видимости, норы соединяются под землей, поэтому угадать, откуда появятся выдры, было довольно сложно. Я затаился в двадцати метрах и стал ждать. Послышался знакомый свист, словно проверка – выстрел в воздух – а после все затихло. Мое терпение иссякло, и я продолжил задуманный маршрут, изначально подразумевавший несколько иные цели.

Уже через несколько дней после нашей последней встречи с выдрами морозы отступили, и ручейки и речки стали подмывать лед около берегов и становиться шире и длиннее. Удивляясь отваге и безрассудству рыбаков, ставящих жерлицы на озере, сквозь которое прорывается быстроводная Свольна, я прокладывал маршрут к уже знакомому отмерзшему участку, где несколькими днями ранее произошла наша первая встреча с выдрой.

Хая рыбаков, я и сам не заметил, как стал на лед, сверху покрытый водой. Слой снега не позволял этого увидеть, а потому вскоре стало ясно, что двигаться вперед – значит идти наугад и рисковать в любой момент познакомиться с Бузянкой с другой стороны льда. Пришлось дать крюк и подойти к полынье со стороны ивовых кустов на берегу.

Знакомый удлиненный силуэт выдры мелькнул в одной из новообразовавшихся полыней. Зверь выполз на лед, развернулся и снова соскользнул вниз. Так продолжалось несколько раз, с периодичностью в несколько секунд. Пользуясь тем, что «ведущий» (в нашем случае выдра) «отвернулся» (исчез под водой), я выбежал на открытый лед и упал на живот. Нас разделял еще довольно приличный промежуток, и, чтобы сократить его, мне необходимо было ползти, пока выдра не видела и не слышала, находясь в воде. Это позволило мне заполучить фору в выборе места положения. Вот только моя «амфибия» была не в курсе того, где мною был выбран подходящий по свету и композиции участок, а потому в следующий раз вынырнула из соседней полыньи, расположенной ближе к открытому ото льда руслу реки, да не одна, а с приличным уловом в виде щуки, размеру которой, бьюсь об заклад, позавидует половина тех рыбаков-неудачников, просверливших лед сегодня в десяти местах!

Похоже, нырять дальше выдра была не намерена, она тут же принялась с аппетитом отгрызать еще живой щуке голову. Прятаться все равно было некуда, а потому по-пластунски, зачерпывая резиновыми сапогами снег, все время поправляя сползающую на глаза шапку, я пополз по направлению к выдре. С тем, как сокращалось между нами дистанция, мне казалось, я все более раскалялся, закованный в бушлат, дыхание совсем сбилось, а руки не могли ровно удержать камеру. Ручаюсь, я ощущал свои виски как отдельный орган, готовый вырваться наружу.

В это время объект моего вожделения сменил несколько раз позицию и даже повернулся тем боком, каким мне хотелось бы его видеть чаще, на несколько секунд, а далее снова были затылок и спина с хвостом. Чтобы обойти выдру из позиции «вид сзади» хотя бы в позицию «вид сбоку», необходимо преодолеть хороших десятка три метров по окружности.

Видела бы меня моя учительница по геометрии, вычерчивающего без циркуля, с помощью своего тела, такие фигуры! В какой-то момент съемки я совсем вскипел, как бывает, когда вволю накатаешься с обледеневшей горки и вываляешься в снегу. Даже показалось, что влага майки передалась всей прочей одежде, включая грубый бушлат.

Оторвав взгляд от видоискателя, переносившего меня в мир чудес дикой природы, я вдруг заметил, что лежу, погруженный на сантиметр в воду, как  будто специально спрятанную под предательский снег. От выдры и края полыньи, откуда даже доносился шум текущей воды, было не более двух десятков метров. Еще несколько мгновений – и меня придется отдирать ото льда, если только льдина, на которую я так ненавязчиво прилег, не решит уйти в дрейф вместе со всем к ней прилагающимся. Хмель от адреналина сняло вмиг.

«Я ведь даже не фотограф!» – пронеслось в голове. А чего тогда полез, спрашивается?! Вот некоторые действия, ей-богу, сами по себе случаются: некогда было анализировать и сопоставлять температуру воздуха, слой льда и вчерашние новости о провалившихся где-то рыбаках. Наверное, это оттого, что, работая с дикой природой, понимаешь: зачастую у тебя есть только одна попытка, один шанс, не воспользовавшись которым, ты рискуешь никогда не приблизиться больше к этому моменту.

Оказывается, ползать «на пузе» можно и задом наперед. Так я добрался до берега, выковырял из бороды вмерзший снеголед, отряхнулся, поправил шапку и побрел дальше, к новым незапланированным проявлениям природы, чтобы отдаться им, не задумываясь ни на миг.

Январь, 2018.