Петр Кушка: «Опыта не было, учились на своих ошибках»

Я влился в ряды охотников с августа 1978 года, в этом году – сорокалетний юбилей!

Сразу стал заниматься подкормкой животных. Был у меня «москвич» – доставал заднее сиденье и возил на нем зерно. Как сейчас помню, в машину и прицеп входило по 12 мешков.

Охотхозяйство создавали мы с Николаем Николаевичем Воробьем, он на тот момент тоже был завзятым охотником.

В наших угодьях работала бригада волчатников Россонского района, в которую входили Владимир Рогачев и Николай Селиванов – крутые специалисты, от Бога! Володя был главным авторитетом, к нему всегда прислушивались. Волков мы капитально «чесали».

Однажды, когда флажили зверя, у Володи случился инфаркт, но он довел-таки дело до конца. Пять или шесть волков тогда зафлажили, половину из них застрелили – точно уже и не припомню, сколько.

Могу только сказать: коль Рогачев указал пальцем – это была стопроцентная гарантия! Ни одного случайного зафлажения. Никто ему поперек слова не скажет – авторитет!

Первый год охоты и инструктажи проводил я. Потом появились Игорь Лутковский, охотоведы, егеря. А первым мы взяли на работу Василия Гонебного.

Вспоминаю, как искали специалистов. Подсказали нам кандидатуру Лутковского. Приезжаем в Россоны: а он, бородатый такой, дрова колет. Почему-то подумал, что я – директор.

Потом нашли Николая Шушкевича – светлая ему память! Николай всегда и везде был с фотоаппаратом. Много у него было фотографий по стройке, глухариных токов, охоты. Он  «протоколировал» наши первые собрания. Теперь это уже история!

Браконьеров практически не было, так скажу, егерская служба их очень быстро победила.

Работала у нас в самом начале и бригада рыбаков. В аренде были озера Глубокое, Клешно, Белое. Последние два зарыбляли.

Все зимние мероприятия проводили в «зеленом» домике в Доброплесах. После охоты рядом разделывали добычу, жарили печенку, варили шулюм – на всех хватало и места, и еды. С того же времени развернулась и наша строительная деятельность: постоянно что-то реконструировали, строили, перестраивали. Сложили в домике печку, сделали баньку, лестницу с перилами, поставили беседку – все своими силами.

Подкармливали зверя, своих посевных площадей не было, зерно приходилось закупать. Точнее, отходы зерна, их брали в совхозах «Дриссенский», «Кохановичи», по 5-6 тонн. Делали навесы, подкормочные площадки, где высыпали зерно. В Бурлево, Лямне. Затем начали строить деревянные вышки с обзорными площадками, чтобы был соответствующий уровень.

Первые 20 гектаров под посевы овса появились в Рудне. Не было ни плугов своих, ни сеялок, закупали по колхозам бэушные. Сами ремонтировали. Они, кстати, до сих пор стоят за забором, как памятник. Первый наш трактор – МТЗ-82. Еще были МТЗ-80 и два «уазика» – вот и весь «автопарк»! В основном на своих машинах ездили. Кстати, я за все время работы и охоты «изъездил» один «москвич», четыре «Нивы» и четыре или пять «уазов»!

Николай Николаевич Воробей поколесил по Европе, набрался опыта и знаний, многое там перенял. Например, после визита к Юреку (Ежи Вабницу) в Польшу возникла идея привезти к нам первых оленей. В Ардавских я построил первый вольер, безо всякого опыта, на глазок: мы с Лутковским обошли все ногами по периметру, определили территорию, а потом на том месте возвели «сооружение», с карантинами и прочим. Про карантин – как мне рассказали, так я и сделал. Небольшой загончик, площадью пару метров.

Опыта не было: когда выпускали зверя в карантин, то надо было взять кровь, а олени как поперли – думал, поубиваются! Это ж вам не корова, а дикий зверь. Я сориентировался, открыл проход и быстренько выпустил всех: такой крик-гвалт поднялся, что кровь не успели взять. Анализы мы все-таки взяли, но чуть позже, своим умом дошли, как это сделать…

Немного погодя решили направить оленей в большой вольер, чтобы им было просторнее: ворота открыли, а они, бедолаги, ходят по кругу, не хотят в ворота идти. Литвинов и еще два егеря вошли внутрь, чтобы их направить, а они – шиш, не идут туда, куда нам надо. Самый ярый из оленей ударил в сетку и пробил ее! Все самцы выскочили: поминай, как звали. А самки в вольере остались…

Но прошло некоторое время, и начался гон. Олень же – стадное животное, против инстинктов не попрешь. Володя Литвинов рассказал мне, что олени подходят к сетке. Два дня провел я около вольера, неужели, думаю, не поймаю?! Взял месяц отпуска, построил две ловушки недалеко от кормушек. Как только ни экспериментировал: сооружал сеть и из бельевых веревок, и из проволоки, и из лески. Если бы сам не увидел, как они с ходу перепрыгнули более чем через двухметровую ограду, то никому бы на слово не поверил.

Какие же умные животные олени, не рассказать – месяц сражался, бутылку слез выплакал, но все-таки победил их! Трое «беглецов» оказалось в загоне.

А потом возникла идея насчет домика в Ардавских. Вместе с Николаем Николаевичем мы определили место, построили, затем внизу поставили баню и беседку. Стенки беседки обшили пленкой, чтобы не продувало – а когда выпустили оленей, те пришли на шелест пленки драться и в клочья рогами ее измочалили!

Строительство мостов тоже я контролировал. На каждой трубе сделал насечку, и даже если меня рядом не было, то я знал эти грунты и видел объем проделанных работ.

Покупал лес, нанимал людей. Договорился, что если сроки нарушают, то с них – штраф, и если вдруг я услышу запах от кого-то из работников, то снимается 50% заработка. И надо же было такому случиться, чтобы практически в самом конце строительства, когда я приехал, а оставалось всего 2-3 пролета сделать, досочку для перехода положили – и идет по ней мне навстречу начальник. По иронии судьбы, немного выпивши. Не ожидал меня увидеть, но деваться-то некуда, так переволновался, видимо, что промахнулся и в воду свалился. Выловили из воды: «Ну что?» – «Не судите строго, я же искупил (искупал!) свою вину!»

Дороги здесь были почти непроходимые – до того момента, как стали трубы под ними прокладывать в самых топких местах. Только в прошлом году проложили 54 трубы! И результат налицо.

А на охоте много различных случаев было, на Андрея Панкова кабан кидался. Бывало всякое.

Однажды крутой малец приехал на охоту в… тапках. Не совсем, чтобы в тапках, но в какой-то легкой матерчатой обуви. Поставили мы его на опушке леса, а лось же не дурак, попер по низине да по болотинам. Собаки следом, и нашему герою деваться некуда, зайцем прыгал с купины на купину, пока не запрыгнул в болото. Ноги обратно уже без тапок достал, в одних носках.

Или еще случай. На загонной охоте стоим на номерах, мальцы в загон пошли.  Стали греться, костерок разложили. Подходит Максимыч: «Чего палите?» – «А ты что, не знаешь? Лось ведь на дым идет!» – пошутил и забыл. Туда-сюда, пообедали и поехали на охоту в другое место. Я принюхался: что-то дымом пахнет: «Максимыч, ты что делаешь?» – «Костер палю!» – «А зачем?» – «Так лось же на дым идет».