На промысле морских котиков

Этот очерк был написан давно и с единственной целью – привлечь внимание общественности к существующему варварскому жестокому способу убийства морского зверя. Но времена были еще те… Куда бы я его не посылала, мне всегда приходил вежливый отказ. А в «Охотничьих просторах» посоветовали описывать мирную жизнь природы. 

 

Сейчас промысла котиков на острове уже нет, но в очерке я ничего не меняла. Может быть, посетителям сайта он будет интересен. Фото, к сожалению, черно-белые и некачественные, ведь остров Тюлений не зря называют островом туманов.

 

...Рано утром, еще задолго до восхода солнца, дверь нашей небольшой комнатушки сотрясается от торжествующего стука. Подъем! Забойка! Ровно через пять минут, поеживаясь от волнения и сырости, мы уже стоим на своем рабочем месте – нескольких метрах дощатого пола разделочной площадки. Мы – это небольшая группа научных сотрудников из СахТинро (Сахалинский филиал Тихоокеанского института рыбного хозяйства и океанографии), выполняющих на о. Тюлений программу береговых исследований по северному морскому котику.

 

 

 

 

 

 

 

Море в нескольких шагах, но слышен только его шум - такой плотной серой массой висит туман. Мельчайшая водяная пыль мелкими бусинками оседает на волосы, брови, ресницы, затрудняет дыхание. Промысловый сезон здесь начинается обычно с конца июня, то есть с выходом на мыс острова холостяков (самцов котика в возрасте 3-5 лет, обладающих наилучшим качеством меха) и оканчивается строго к 1 августа. Добывать зверя в более поздние сроки бессмысленно – начинается его линька. В отличие от своих сородичей (настоящих тюленей), у которых шерсть короткая, без подпуши или же кожа почти голая (морж), у котиков шкурка с густой серебристой остью и с хорошо развитым подшерстком – нежным, шелковистым. При фабричной обработке шкуры грубую ость удаляют, а пуховой волос подравнивают и окрашивают в черный или коричневый цвета. В таком виде она идет на продажу, однако, модой диктуются и отклонения в обработке. Впрочем, внешний вид изделий из котикового меха ни в какое сравнение не идет с искрящейся, густой, радующей глаз, шкуркой живого зверя.

 

Интересно, сколько котиков удалось отогнать в это утро? Прильнув к щелям в заборе, окидываю взглядом отгонный двор. Холостяки – чуткий зверь, и не так-то просто захватить их врасплох на берегу, не дать уйти в море, удачно сделать отгон. И все это – в считанные секунды. Поэтому костяк бригады составляют промысловики с 6-12-летним «островным стажем». Около 500 холостяков вперемежку с секачами (взрослые самцы котиков), тревожно вертя головами и хрипло дыша, сбились в кучки. Рабочие, возбужденные удачным началом первой в этом сезоне забойки, оживленно переговариваются. Часть работы уже сделана. Еще вечером подсчитали залегающего на мысу промыслового зверя.

 

 

Чтобы убедиться, что мелкий дождик не прогнал его в море, пришлось вставать и ночью. А задолго до восхода бригада зверобоев, вооруженная дубинками, по подземным тоннелям, прорытым через весь мыс к морю, бесшумно пробралась к берегу и, отрезав путь холостякам к воде, погнала их в сторону отгонного двора. Какая-то часть котиков при этом обычно уходит. Бывают и крупные неудачи: когда чуткий зверь, заслышав неосторожные шаги, бросается в воду еще до выхода людей из тоннеля. Забойка срывается, и все отправляются досыпать. Загонщики же, покорно выслушав от бригадира все, что он в данный момент думает о них, идут в этом случае позади всех.

 

Отогнанному зверю обязательно дают отдохнуть, иначе он, как говорят на острове, «спалится». При передвижении на суше котики, имея такую теплую «шубу» и значительный слой сала, быстро перегреваются, особенно, если находятся в куче, вплотную друг к другу. Волосяной покров становится слабым, как на подопревших шкурках. Бывает, что просто погибают в этом случае от теплового удара.

 

Наконец, подана команда «выпускать». Ворота отгонного двора распахнулись, и первая партия холостяков и секачей, подгоняемая зверобоями, торопливо зашлепала ластами по дощатому настилу. Умело орудуя длинными шестами, забойщики быстро отделяют холостяков от остальных. В заборе предусмотрена специальная дверь, куда выпускают попавшего в отгон непромыслового зверя – секачей, самок. Интересно, что секачи, неоднократно попадающие на забойную площадку, запоминают эту дверь. И в следующий раз сразу же от ворот самостоятельно, под наши одобрительные возгласы, спешат попасть прямо в нее.

 

И в наши дни промысловый забой котиков осуществляется точно так же, как и сто с лишним лет назад. С целью предубойного оглушения каждому зверю наносится специальной палкой-колотушкой удар по носу. Удар бывает такой силы, что выскакивающие из орбит глазные яблоки котика иногда шлепаются нам прямо в лицо. Находящихся в состоянии болевого шока, их оттаскивают на разделочную площадку и укладывают рядами. Затем ножом, уже для окончательного умерщвления и обескровливания, наносится точный удар в сердце. Этот «дубинный метод» предварительного оглушения, представляющий собой жестокую картину убийства, в сравнении с другими предлагаемыми методами (электроток, стрельба из мелкокалиберной винтовки, пистолета) является, как считают специалисты, наиболее удачным и приемлемым в условиях острова. «При правильной организации промысла, определенной опытности забойщиков, сравнительно небольшой затрате времени и средств позволяет получать ценное сырье для пушно-мехового производства». 

 

Холостяков на площадке не узнать. Обычно игривые, подвижные, постоянно задирающие всех, здесь они жмутся к забору, сбиваются в кучки, злобно огрызаются. И, не понимая, откуда исходит опасность, ожесточенно треплют друг друга. Очевидно, для живого зверя эти моменты стрессовой ситуации не прошли бы бесследно. Как-то на площадку, вместе со всеми выбежал мелкий по размерам холостячок. Рядом с ним, хрипя, падали оглушенные звери, а он, испуганно припадая к полу, метался из стороны в сторону. Никто его не тронул – видимо, решили выпустить. Когда зверей растащили, а он остался один у забора, ему открыли дверь, куда обычно выпускали секачей. Но он уже ничего не видел и не соображал. Резко бросившись в противоположную сторону, вдруг зашатался и упал замертво.

 

Одному из секачей нечаянно задели палкой по носу. Яростно мотая головой, 250-килограммовая туша, ослепленная болью, минуя забойщиков, ринулась прямо в нашу сторону. Не прошло и двух секунд, как вся наша группа уже была за спасительной кучей бочек.

 

Оглушенных котиков с металлическими метками на передних ластах подтаскивают к нам. Их необходимо взвесить, взять ряд промеров, списать номер и серию метки (они укажут нам возраст котика и место его рождения). Все это мы вынуждены делать очень быстро. Во-первых, зверь может и очнуться, а во-вторых, технология проведения производственных операций не позволяет задерживать обработку шкур. Каждый из нас четко знает свои обязанности и, несмотря на быстрый темп работы на площадке, мы не только успеваем перевести дух перед выпуском очередной партии зверя, но и сделать некоторые наблюдения. Однако не сразу далась нам эта слаженность. Помню, как растерянно топталась я на площадке, впервые попав на забойку, в ужасе зажмуривала глаза при каждом взмахе рук стоящего неподалеку зверобоя с дубинкой, испуганно шарахалась от зверя - и живого, и мертвого. Но самое главное - очень погано было на душе. Темп работы казался лихорадочным, я ничего не успевала. Однако, никто не торопил, не подшучивал, потому что каждый начинал точно так же. И вообще на забойной площадке не принято бравировать, даже у опытных промысловиков. 

 

Люди постепенно привыкают к этой работе, первоначальный протест чувств, вызванный картиной забоя, со временем притупляется. Но почему-то, пока длится на острове промысловый сезон, постоянно висит над нами гнетущее чувство вины перед этим зверем: и за прошлые нашествия алчных зверобоев, оставлявших после себя на лежбище лишь пропитанный кровью песок, и за современные палки-колотушки, и за засоряющие море обрывки рыболовных снастей, опутывающие котиков и причиняющие им столько страданий.

 

 

 

Вот уже три сотни холостяков уложены рядами.

 

 

Как-то незаметно для всех рассвело. С крыш построек одна за другой шумно срываются в полет кайры.

 

 

 

Некоторые из них, на лету ударившись о забор, попадают прямо на разделочную площадку. Хлопая крыльями, бестолково бегают по лежащим тушам, пока их не выпустят, опять же через запасную дверь.

 

«Немедленно прекратить забойку! – раздается вдруг требовательный голос инспектора промысла. - В побойке – самки!»

 

Зверобои виновато опускают дубинки. Самки не подлежат промысловому убою. Лишь в научных целях в отдельные годы разрешается их добыча в строго лимитированном количестве. Ведь убив самку, загубишь сразу три жизни – ее, щенка и зародыша. Залегая иногда на мысу с холостяками, они, естественно, попадают и в отгоны. А отличить молодую самку от одновозрастного с ней холостяка удается далеко не каждому. Здесь нужны наблюдательность, знание повадок зверя. Лишь по еле уловимой, своеобразной грации, изяществу тела и движений да по некоторым особенностям поведения опытный глаз забойщика безошибочно выделит их среди взбудораженной кучки зверя. Ну а старших самок (достигших пятилетнего возраста) распознать проще – по желто-белым усам.

 

Быстрая и умелая работа промысловиков по разделке зверя невольно вызывает восхищение. Один лишь взмах острого ножа – и от низа брюха до горла вспыхивает узкая белая полоска, еще взмах – надрезана кожа вокруг ласт, еще – вокруг головы. Ни одного лишнего поворота, наклона. Отточенные, не лишенные изящества движения рук буквально завораживают, и ты не в силах оторвать взгляд от них, мелькающих уже над следующим зверем.

 

Почти вся площадка занята тушами котиков. Рубахи на зверобоях буквально взмокли, а самая трудоемкая часть работ еще впереди. До позднего вечера в рабочем цеху, склонившись над навоями (специальный станок для мездрения шкур) будут трудиться они над снятыми шкурами котиков. Осенью их доставят в Ленинград на пушно-меховую фабрику для окончательной обработки. Часть шкур (по 15% от всего количества), согласно международной договоренности, передадут безвозмездно Японии и Канаде. Это как бы выкуп за соблюдение ими запрета на морскую добычу котиков в их водах.

 

Глупыши уже кружат в нетерпении на воде у желоба, по которому будут поступать остатки отмездренного сала. В огромные чаны с морской водой для охлаждения и промывки бросают содранные с туш с помощью электролебедки хоровины (шкуры с салом), набивают бочки печенью.

 

 

 

 

Внутренности сваливают в баркас и потом вывезут в море. Косатки, привлеченные дармовой добычей, будут долго кружить у берега вокруг привязанного баркаса.

 

 

Все, что осталось от разделанных холостяков, грузят на причал.

 

 

На подходе к острову, как сообщил радист, находится баржа, пришедшая за котиковым мясом для Поронайского зверосовхоза.

Мощная струя воды начисто смывает все с площадки, закрываются ворота. Через 2-3 дня здесь все повторится сначала.

 

 

Фото автора