Про старый дуб

Было время, когда он одиноко стоял на большой поляне, а сейчас дуб можно увидеть только случайно, оказавшись даже в нескольких десятках метров от него. Березы, осины и орешник обступили его со всех сторон, а он лишь снисходительно рассматривает со своей высоты – не роста, а возраста – эту березовую поросль, которой всего лишь 30–50 лет, – юнцы! Много поколений таких соседей он пережил, ничего не имея против соседства, но своей стати и горделивости никогда не терял. Видел он борьбу за выживание тех деревьев, которые сейчас ютятся возле него, да и сам помнит свою борьбу за то, чтобы стать тем, кем он стал сейчас.

Много желудей падало каждый год с огромного дуба, следов которого сейчас и не отыскать, и один из них победил в борьбе, доказав свое право на выживание. Это он! Много видел этот дуб, и хотелось бы услышать от него, что он видел. Но как это сделать?

«Декабрь начался с сильных морозов, ночами деревья трещали от стужи – больше 30 градусов намораживало. 1 декабря император со штабом остановился на ночлег в простой крестьянской избе в деревне Стайки. В холоде и тесноте прошла эта ночь, и голод давал о себе знать – накануне последние небольшие запасы продовольствия из обоза были разграблены голодными солдатами некогда непобедимой французской армии. Начальник наполеоновского штаба Бертье распорядился устроить охоту на дичь, которой в окрестных лесах водилось в изобилии, чтобы организовать более-менее приличный обед для императора и его свиты. Еще затемно император покинул место своего негостеприимного ночлега. На голове вместо привычной треуголки у него была простая русская шапка, концы которой он завязал под подбородком, поверх мундира был надет теплый овчинный тулуп, а на ногах у императора были валенки. Место для трапезы было выбрано заранее – рядом с деревней Старинки, в нескольких верстах от ночлега. Услужливые солдаты уже развели костры, вытоптали снег вокруг лагеря. Недавно добытые косули жарились на костре, далеко распространяя аромат.

Лагерь устроили невдалеке от дороги возле дуба, который рос открыто. Молодой дуб – не было ему еще 100 лет. Солнце постепенно поднималось, и иней, плотно окутывавший все деревья, мгновенно засверкал под лучами солнца. Но эта красота не доставляла радости – засиживаться нельзя: адмирал Чичагов со своими войсками преследует по пятам. От дороги к лагерю император шел пешком по прочищенной узкой тропинке, и вдруг его внимание привлек огромный валун, лежащий на кромке молодого леса. Через глубокий снег ему пришлось добираться до него. На валуне был выбит крест – так показалось императору. «Дурной знак», – подумал он. Но генерал Коленкур постарался успокоить Наполеона, предположив, что это скорей всего межевой знак между древними славянскими княжествами.

Вот и сытный завтрак – хороша дичь, запеченная лучшими парижскими поварами на костре. Разговоров за едой не было, и дуб молча наблюдал за этим нерадостным зрелищем. Хоть и молод он был, но видел на своем веку уже немало – и хороводы вокруг него водили, и вкушали еду. Но такое отчаяние и грусть под своим пологом он увидел впервые. Никто еще не знал, кроме императора, что через три дня он передаст командование армией Мюрату и отбудет в Париж, случайно избежав пленения. Позавтракав, император подошел к дубу, обхватил его пока еще не очень мощный ствол и молча попросил у него помощи… А похоронные команды уже были в Сосенке, чтобы устроить последний приют замерзшим и погибшим солдатам Наполеона».

И тут я проснулся с мыслью: а на каком же языке они разговаривали, если я все ими сказанные слова понимал?

Сон не случаен, если почти каждый день ноги сами идут к этому дубу, чтобы поздороваться с ним, поговорить и набраться сил, прислонившись к нему. Дуб всегда щедро делится своей энергией с человеком, нужно лишь попросить его об этом.

Прошли долгие годы с той весны, когда желудь упал с материнского дуба. Разрешил дуб мне снять с него мерку, чтоб хотя бы примерно определить его возраст. На уровне моей груди обхват дерева 335 см. И оценочный возраст дерева 300–400 лет!

Кора на дереве потрескалась, небольшие дупла возникли по всему стволу. Колония муравьев облюбовала дуб для своего жилища, но муравьям это дерево, в отличие от осины, не победить.

Под пологом кроны дуба в изобилии растут самые разнообразные грибы – по сезону. И на старых засохших ветвях поселились различные грибочки – но живую древесину им не взять.

А самый диковинный гриб вдруг вырос во впадине ствола у самой земли – решил порадовать нас своей красотой.

Красив дуб в любую пору года – зимой он виден издалека, можно увидеть и рассмотреть его могучие ветви и в полной мере ощутить его возраст и мощь.

Весной дуб пробуждается после всех других деревьев, не торопится он прикрыться листвой, ждет более теплой погоды. В такие дни вспоминаются размышления Андрея Болконского об увиденном им таком же дубе-великане.

Лето в разгаре – и наш дуб спрятался среди обступивших его берез. И сам он принарядился, пышная листва скрывает его раны и выбоины на коре. Многим птицам дает он приют, им безопасно строить свои гнезда на большом дереве.

Осень вновь обнажает дерево, но вначале она раскрасит все вокруг и дуб своим золотом. Редкое осеннее солнце добавляет особое очарование этой красоте.

Довелось пообщаться со старожилом этих мест. Лет 50 тому назад, когда Иосиф Палыч был молодым женатым мужчиной – 25 лет ему было тогда, дуб стоял одиноко, на поляне. Неподалеку от него было крестьянское картофельное поле, и во время страды Палыч устраивал на ветвях дуба качели для своих малолетних детей, чтобы они не отвлекали от работы. Уже тогда дерево было мощное, хотя обхватить его можно было даже одному человеку. Береза засевается стремительно, вырастает за год почти до метра, и этот березовый детский сад с огромными потерями единичными березами доживает до своей зрелости. Полагаю, что уже взрослому дубу забавно наблюдать за сменой поколений не только берез, которые то обступят, то вдруг упадут, освободив свет для него, но и за сменой людей, которые проходят неподалеку.

И на смену ему самому когда-то придут эти молодые дубки, растущие неподалеку. Первый этап борьбы за жизнь они уже выиграли и, если им повезет, много чего еще увидят на своем веку.

Камень этот, виденный мной не раз до этого, вдруг окунул меня вновь в мой прежний сон… Именно на нем сидел Коленкур, подложив под себя крестьянский тулуп, и завтракал. А я стоял за его спиной и робко наблюдал и за ним, и за поверженным уже императором…

Армия отступала с большими потерями и – увы! – не только с боевыми: несколько лет назад в Селище – между Вилейкой и Молодечно – нашли останки более 200 замерзших солдат некогда непобедимого войска. Очень нерадостно это для меня – и войны, и неизбежные жертвы…

А этот огромный валун будет так же безмолвно лежать, вслушиваясь и всматриваясь, запоминая те изменения, которые происходят вокруг него. Лежал он и на открытом поле, и в глухом лесу, никуда не перемещаясь – все меняется, один он монументально неизменен.

Каждый раз, подходя к дубу, здороваясь с ним, обнимая его, я знаю, что он – мой друг. Мне очень хочется верить, что и я – его друг…